В дом с улицы вошёл дед Лёня:
— Слышь, мать, в квартеру напротив, через дорогу, новые насельники въехали. Как раз туда, где Кукушка жила, фотографша.
Баба Лиза суетилась у печи, но, услыхав новость, поворотилась к деду:
— А хто такие, отколь взялись?
— Говорят, хундожники аль учителя. Вроде с городу приехали.
— Так ты б, дед, сходил, зазнакомился, мож, им помочь кака нужна.
Дед почесал затылок:
— Ну, чё, схожу.
Баба Лиза поддержала:
— Поди, поди, — и снова продолжила стряпать.
Дед вышел. Через полчаса вернулся:
— Разведал. Баба молода с дочерью. Хундожница — в школу выписали, у нас ведь свово учителя нет. Мужика ейного не видал. Он вроде как в городе обретается, работает. Наезжать будет по выходным. Ты как в воду глядела, когда баила, что помочь им понадобится. Насос не умеют пользовать. Подучил. Говорю бабе этой, Галина её зовут: «Ты сначала из чайника в дырку, из которой штырь поршневой торчит, воды подлей для герменетики, чтоб воздух не засасывала, а потом бодро качай, чтоб вода в трубе поднялась». Научилась теперя, а то качает-качает, а вода-от не бежит!
Старуха вытащила из печи противень с пирожками:
— Схожу позжей, пирогов снесу. Небось, с дороги голодны. Пускай с капусткой поточат.
Сходила бабушка, познакомилась, пирожков отнесла, узнала, что дочку новой соседки Настёной зовут, как и её внучку. А после обеда неожиданно вспомнила, что у невестки Дарьи сегодня день рождения. Надо поздравить. Обратилась к деду:
— Лёня, сходил бы ты до Заколдычихи, взял бы у неё тулонского — Дашку поздравить. Родины у ей.
Дед возражать не стал, выпить он любил не меньше бабы Лизы. Взял денег в шкатулке на серванте и отправился на соседнюю улицу к торговке спиртом Вале Заколдычиной. Конечно, торговля спиртом — дело выгодное, но хлопотное. Спирт надо закупить в Тулуне, он там дешевле, чем в Тельме, привезти, надёжно спрятать. Если кто узнает, где хранится основная партия — обязательно ограбят. Тут нравы такие, настоящая сибирская деревня — без трупа ни один год не проходит. Народ в этих местах живёт нервный, шуток не понимает, чуть что — за ружьё хватается.
Валентина торговала спиртом круглосуточно, так сказать, по мере спроса. Спрос же возрастал по ночам, поэтому приходилось спать урывками. Может, только под утро, часов с четырёх до восьми, и удавалось подремать. Народ за опохмелением приходил довольно рано.
Вот говорят везде, что сибиряки — народ здоровый. Обычно, поздравляя кого-нибудь, желают сибирского здоровья, но если взглянуть правде в глаза, то это миф. Вроде живут люди в лесу, едят экологически чистую пищу, а больны все насквозь. Жизнь в этих местах суровая: надо работать в морозы, валить деревья, охотиться на зверя, скотину содержать в порядке, да и выпить как следует не забывать. Всё это приводит к обморожениям, травмам и разрушению печени. Мрут местные в довольно раннем возрасте и в большом количестве. Хотя старики, хлебнувшие всяких социальных катаклизмов и войн, почему-то держатся дольше молодых. Другая закваска, что ли? Пьют они не меньше, работают, может, и побольше, но вот всякую современную гадость типа наркотиков, конечно, на дух не переносят.
Трудно определить причины такой выносливости, но, как бы то ни было, дед Лёня взял у Заколдычихи два литра чистого спирта, а это в переводе на пол-литры будет около десяти бутылок водки, что не так уж мало. Пришёл домой, разбавил колодезной водой в пропорции литр спирта на полтора литра воды. Поставил в холодильник остывать, а то, когда спирт с водой соединяется, то напиток, как говорил дед, шибко тёплым становится, пить трудно.
Вечером отправились дед с бабкой на другой конец посёлка в дом к сыну, чтобы поздравить невестку с днём рождения. Спирта взяли половину — вторая про запас пригодится, если пойдёт хорошая гулянка, и душа продолжения попросит. Пришли в аккурат, когда все садились к столу. Тут и шанежки, и каральки печёные, и грибы солёные, и черемша, и жарёха из свинины, и самогон на кедровых орешках.
Баклаху с «тулонским» в сенях на сундук поставили, чтоб в холодке была. Расселись и начали пировать. Заглянула соседка Зося, из поляков. Баба Лиза взглянула на неё и говорит:
— А чё, молода, у тебя гора, чё ль?
— Какая ещё гора? — недоумевает Зося.
— А така, что мужик у тя, видать, коренной, — захихикала старуха, намекая на какие-то известные ей обстоятельства по поводу Зосиного мужа.
Невестка говорит:
— Ты, Зося, не обижайся на бабку, она так шутит: чё городит, сама не знает. Вроде ей приблазнилось, что ты на сносях.
— А чё ты мне баить не даёшь? Я чё вижу, то и пою, — возразила баба Лиза.
Зося говорит:
— Да не беременная я, что вы, бабушка, придумали?
Бабка не унимается:
— А вот поглядим, сколь времени пройдёт, пока гора-от вырастет, да, може, не у тя одной. Хе-хе!
Тут уж и сын Ваня не выдержал:
— Мамаша, вы бы закусывали, ­а то метёте чё ни попадя. У Даши днюха — за её пить надо, за здоровье.
Все подняли рюмки, крикнули Даше «Ура!» и занялись снедью, расставленной на столе.
Баба Лиза же обиделась, что ей не дали высказаться, посидела-посидела, а когда из-за стола вставать начали по разным делам, втихомолку и отправилась восвояси. Шла пьяненькая и сердитая. Гундела себе что-то под нос. Уже подходя к дому, увидала на улице незнакомца. Подумала: «Ишь, какой выискался, в костюмчике козыряет по чужой улице». Мужчина вправду шёл по улице, заглядывая во дворы, пытаясь что-то разглядеть сквозь приусадебные заросли черёмухи и ранеток.
Баба Лиза пошла навстречу, подобрав с земли камень:
— Эй, ты, штырь, чё тут шатаешься?! Я те покажу, как в чужи дворы глазеть, шулюкан! — крикнула она и бросила камнем в мужчину. Тот едва увернулся.
— Бабушка, что с вами? Успокойтесь! У меня здесь семья. Я из города приехал только что. Мне двенадцатый дом нужен, — испуганно сказал мужчина, глядя, как бабка подбирает какую-то палку на дороге.
— Я те покажу семью! Упырь! Я тебе счас кол втыкну, чтоб не вынюхивал тут ничё! — завопила старуха и метнула в приезжего дрын. Тот опять увернулся и, понимая, что пьяной злой бабке ничего не объяснишь, побежал прочь. Позади раздавались нечленораздельные крики, но недолго. Бабка выдохлась и пошла домой, позабыв о мужчине, как только тот свернул за поворот.

Возвратился он через некоторое время. Видя, что местная престарелая бузотёрка скрылась с глаз, вновь пошёл по улице разыскивать приехавшую в посёлок семью. Двигался, озираясь по сторонам, опасался, как бы ещё какой психопат не выскочил. Если бабка такая агрессивная, то что же остальные?! Занесла нелёгкая в эту деревню. Знал же, что в здешних местах народ тяжёлый, прежде уже сталкивался.
Наконец нашёл нужный дом, открыл калитку. Во дворе играла дочь. Побежала навстречу, закричала:
— Ура! Папа приехал!
Мужчина подхватил ребёнка на руки, вошёл в дом и осмотрелся. Квартира занимала полдома — две комнаты с белёными стенами, две кухни, два коридора. Так получилось, что между двумя однокомнатными квартирами пропилили в стене проход, вот и вышла одна квартира с двумя кухнями и двумя печками, отопление-то дровяное.
Сели за стол попить чаю, тут муж и рассказал жене, что бабки в деревне очень агрессивные. Наверное, остальные жители тоже не подарок. Трудно, мол, будет, придётся выживать. А что делать?
Не от хорошей жизни пришлось сюда переехать из города. Здесь всё же лес-кормилец, огород, землю под посадку картофеля выделяют, да и работу в школе жене предложили. Муж пока в городе служить будет — актёром в театре. Ролей мало дают, в основном второго плана, потому как он у руководства не в чести, зарплату задерживают.
Тем не менее театр — мечта юности. Так просто отказаться трудно. В театре и люди интересные попадаются, и какое-никакое творчество, общественное внимание и даже немного людское восхищение. В стране к артистам народ всегда с пиететом относился. Будет совсем хреново — уволится, переедет в деревню. Пока приехал на выходные, но скоро отпуск. Летом будут все вместе жить.
На следующий день зашла баба Лиза — блинов принесла. Мужчина, увидав вошедшую бабку, шепнул жене:
— Вот эта в меня камнями швырялась.
Жена удивилась:
— Это соседка наша через дорогу, баба Лиза. Она нам всё время что-нибудь поесть приносит и вообще добрая.
Бабуся, кажется, мужчину, которого шулюканом назвала, не узнала. Стала знакомиться:
— Здоровы будьте, уважаемый. Меня все Лизаветой кличут, а вас как величать?
Стало ясно, что трезвая баба Лиза — совсем не то, что пьяная баба Лиза. Другой человек.
— Меня Георгием зовут, — хмуро ответил приезжий.
— Весьма с вами рады зазнакомиться и приветствуем в нашем лесхозе, — загнула бабка и сама удивилась витиеватости сказанного. Засмеялась: — Блинков-от настряпала, поешьте свеженьких, блинки сытные-е, вкусные-е!
Мужчина успокоился, улыбнулся. Во многих деревнях чужаков не любят, а когда привыкают — вроде неплохо относятся, даже помогают.
Наступило лето. Поспели дары леса. Как-то семейство приезжих пошло за грибами. Долго шатались по неизвестным местам, не нашли ничего, но, когда уже собирались возвращаться, на одной небольшой поляне увидели множество ярко-жёлтых грибов. Обычно грибники не берут незнакомые грибы, но тут особый случай: ведь вообще ничего в корзинах нет. Собрали, вернулись в деревню и сразу заглянули с трофеями к бабе Лизе — может, она расскажет, что это за грибы такие.
Баба Лиза, как урожай увидала, так и всплеснула руками:
— Ого, сколь боровиков наломали!
— Какие ж, бабушка, это боровики? Боровики — белые грибы, — засомневался Георгий.
— Боровики, боровики, — продолжала старуха. — Вкусные-е! Ядовитые-е!
— Что вы говорите?! Как ядовитые грибы могут быть вкусными? — недоумевали городские. Бабка им и рассказала, что грибы эти надо долго отмачивать в воде, а после солить с укропом и чесноком.
Позже семейство выяснило, что это были грузди жёлтые, их иногда называют груздями лиловеющими, потому что на срезе ножка приобретает фиолетовый цвет. Действительно, после отмачивания и засолки грибы получились чрезвычайно вкусными, а ядовитыми грибами, как оказалось, в деревне называют все грибы, которые до обработки горчат.
Однажды из города к переселенцам приехали друзья-артисты на сбор клюквы. Где эта клюква произрастает, никто не знал, но баба Лиза когда-то рассказывала Галине, что может отвести на болота, где ягоды «тьма-тьмущая». Приехали вечером, чтобы заночевать в деревне, а с утра отправиться на промысел, конечно ожидая, что хозяева будут проводниками в ягодные места. Привезли с собой огромные совки для сбора ягод, чем удивили местных, которые клюкву обычно руками собирают, так как она растёт на болотных кочках и лежит прямо на мху. Как такую ягоду совком собирать? Может, бруснику или чернику, которые на кустиках растут, совком и можно брать, но клюкву — это казалось уж очень странным.
Вечером решили посидеть в огороде у костра, сварить борща в котелке, выпить водочки, поговорить. Воздух свежий, густой, ароматный — кажется, что не дышишь, а пьёшь его. Не то что в городе.
Конечно, пожаловала и баба Лиза, у которой был нюх на соседские посиделки. Пришла со своим спиртом, познакомилась с городскими гостями и влилась в дружный коллектив, сидевший в огороде на дровяных чурках. Пообещала приезжих назавтра сопроводить на клюквенные болота, а пока предложила спеть всем вместе. Артистов долго упрашивать не надо — попеть от души они всегда рады. Гриша, заслуженный артист России, спросил, нет ли у бабы Лизы музыкального инструмента. Та мигом слетала за балалайкой, и полились частушки над взошедшей морковной и свекольной ботвой.
Гриша был большой любитель фольклора, частушек знал великое множество, да и на балалайке играл лихо. Только бдительный сосед хмуро выглядывал из-за забора, опасаясь, что искры от костра могут поджечь стог сена у него на дворе. Как-то незаметно все напились, разговоры достигли эмоционального накала, и баба Лиза вошла в раж: хотела показать артистам, что у них в деревне люди тоже не лыком шиты. Она встала посреди огорода, развела руки в стороны и зычным голосом стала читать Пушкина:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То как зверь она завоет,
То заплачет, как дитя.
Артисты, выпучив глаза, смотрели на бабу Лизу, пока за ней не пришёл дед Лёня и не увёл весёлую старуху домой.
— Видишь, Гриша, — сказал Георгий, — прав был Николай Васильевич Демидов, когда говорил, что артист аффективного типа всегда проявит своё дарование, даже если не служит в театре.
Посидели ещё, костёр догорал, угли едва тлели, гости осоловели, готовые заснуть там, где положат, вот только заслуженного артиста нигде не было видно. Он, вроде, пошёл до ветру и не вернулся. Все стали звать: «Гриша! Гриша!», но Гриша не отзывался. Хозяин Гоша стал нервничать, опасаясь, что с Гришей могло что-нибудь случиться, и вдруг заметил в слабых отблесках костра, как какое-то существо быстро пересекло заросший травой участок в дальнем конце огорода.
Он пригляделся и понял, что это заслуженный артист на четвереньках снуёт, как ёжик, от ограды к ограде. Добежит до одной стороны, уткнётся, развернётся и бежит в противоположную сторону, пока не упрётся головой в другую часть забора. Постоит-постоит, развернётся и опять бежит, пока не столкнётся с очередным препятствием.
Снарядили отряд для отлова Гриши. Все участники облавы плохо стояли на ногах и могли переговариваться только знаками и невнятными возгласами. Однако общими усилиями им всё же удалось изловить беглеца, накинув на него старую сеть, найденную в сарае. Отнесли невменяемого артиста-промысловика в дом, уложили на кровать, и, как дальше развивались события, похоже, никто не помнил, потому что попадали кто где, лишь бы было ровно и тепло.
Утром проснулись от настойчивого стука в окно. Это баба Лиза всех поднимала на сбор ягод. Долго никто не откликался на бабкины призывы вставать и идти в лес. Наконец Галя, хозяйка, проснулась. Она хоть и не пила с артистами, но спать улеглась под утро. Впустила болотную проводницу в дом, та огляделась и пришла к выводу, что сбора ягод сегодня не будет и что надо идти за бутылкой, чтобы помочь приезжим поправить здоровье. Да и сама она была не против «накатить рюмашку», чтобы не хворать.
Через некоторое время гости продрали глаза и чрезвычайно обрадовались, что на столе уже стоят солёные грибы, шанежки, варёная картошечка, огородная зелень, но, главное, запотевшая бутылка разведённого спирта, принесённая сердобольной бабулей.
День прошёл в неспешности, в лес никто не торопился. Пару раз ещё покупали спирт, к вечеру восстановили здоровье и усталые, но довольные уехали в город с рюкзаками и большими совками для сбора клюквы. С тех пор артисты частенько через Георгия передавали бабе Лизе привет.
Между тем жизнь в деревне шла своим чередом. Когда местные напивались, лучше было с ними не встречаться, а если бывали в добром здравии, то можно было и пообщаться, купить у них деревенского молочка или мешок кедровых орехов, наколоченных в прошлом году, который был очень урожайным. Однажды пьяная баба Лиза с хворостиной в руке гналась по улице за ребятишками с криками, что она им покажет, «как огород грабить!».
Дети забежали за ограду своего дома, а из-за калитки выглянул их отец.
— Что случилось, бабушка? — задал он сакраментальный вопрос. Старуха ругалась, что его беспризорные дети воруют у неё морковку. Мужик вновь спросил:
— Когда это было?
— Когда, когда! Ещё у прошлом годе!
Мужчина постоял, подумал, а потом дружелюбно сказал:
— Бабушка, идите нах..! — и ушёл в дом.
Что оставалось делать старушке, одиноко стоявшей на улице? Не идти же туда, куда её послали. Пошла домой, потому что настоящий артист всегда правильно реагирует на любые жизненные обстоятельства.