В один из июньских дней актёр Гоша Шутов неожиданно встретил в центре города Мура Бабурина. Своё имя Мур получил в честь кота — любимца семьи. Похоже, родители не ожидали, что у них появится ребёнок, и потому завели кота сибирской породы, которого всячески лелеяли. Любовь к питомцу была настолько сильной, что когда в семье появился маленький человек, то отсвет этих чувств породил такое необычное имя.
Конечно, говорить об этом окружающим было как-то неловко, но мама с папой вовремя вспомнили, что и сына Марины Цветаевой домашние называли Муром. Это и стало официальной версией происхождения столь диковинного имени. Когда младший Бабурин подрос, ему и самому понравилось носить этакий флёр принадлежности к цветаевской семье.
Однако известно, что как корабль назовёшь, так он и поплывёт. К примеру, если человека назвать Акакием, то что-нибудь позитивное, кроме анализов, от него вряд ли получишь. Поэтому имя, обретённое Бабуриным при рождении, постоянно влияло на его поведение. Всё-таки коты — очень непростые существа.
По образованию Мур Бабурин был художником, но, окончив сценографическое отделение, отказался работать в театре и предпочёл стать дизайнером, хотя этому не обучался. Его натура требовала поиска новых форм и материалов.
Мур устроился в рекламное агентство и постоянно предлагал неожиданные решения для продвижения товаров и услуг. Сейчас он работал над рекламным роликом о путешествиях по Байкалу. Пока только придумал сюжет, но уже начал подыскивать исполнителей для воплощения.
Идея была такова: на берегу «славного моря» в ясный солнечный день отдыхает семейная пара. Светит солнце, кристально прозрачная вода блестит в его лучах, чистейший песок напоминает лучшие пляжи мировых курортов. Взявшись за руки, муж и жена бегут к воде, оглашая окрестности радостными возгласами. Всё как в обычных рекламных роликах, за исключением того, что семейство отдыхает абсолютно без одежды. В этом заключалась фишка: Бабурин решил рекламировать Байкал как центр нудизма в Сибири.
Руководители агентства, видимо, не разобравшись до конца в новаторстве сценария, дали добро, и Мур искал исполнителей, шатаясь по городу. Тут ему навстречу и попался Шутов. Выслушав предложение дизайнера, Георгий задумался. Очень уж неожиданной была задача, к тому же он знал, что Бабурин, образно выражаясь, «для красного словца не пожалеет и отца». Как профессиональный артист, он хорошо понимал трудности этого предприятия. Мало найдётся актёров, согласных сниматься голышом, а ещё меньше – актрис.
Шутов поделился сомнениями с Муром, но тот был полон оптимизма. «Я же заплачу хорошие деньги, — говорил он, — да и поездку на Байкал обеспечу по высшему разряду: проживание, питание, проезд на комфортабельном транспорте до места съёмок и обратно. Помоги, Жора, найти актрису! В актёрской среде ты ориентируешься лучше меня. Я гарантирую, что всем будет выгодно и весело».

Шутову в эти дни было скучно. Театральный сезон ещё не закончился, но работы не было: в репертуаре спектакли с его участием не значились. Отдыха нет — и дела нет. И он согласился на предложение Мура принять участие в съёмках и подыскать исполнительницу для такого пикантного видеоролика.
Однако Георгий знал, что ни одна молодая актриса, служащая в театре, на такую авантюру не пойдёт: что потом в городе будут говорить, если увидят её по телевизору без одежды? Зрители — люди с богатой фантазией — такого насочиняют, что рад не будешь. Студентки театрального колледжа тоже вряд ли согласятся, потому что пока стесняются. Но вот одна знакомая выпускница этого колледжа, пожелавшая стать стюардессой, показалась ему интересной кандидатурой.
Звали девушку Ева Непьющих, хотя выпивала она, вопреки фамилии, порой очень даже азартно. Ева имела длинные красивые ноги и была замужем за рок-музыкантом Сергеем Полушкиным — неплохим человеком с длинными волосами, заплетёнными в косичку, а ещё они растили пятилетнего сына по имени Боря.
Ева легко согласилась на необычные съёмки, однако Полушкин, хоть и не возражал против самого содержания видеоролика, категорически отказался отпускать её с малознакомыми мужчинами на несколько дней (съёмочный период был рассчитан на двое суток). Он требовал личного присутствия на съёмках. В этом случае и Борю нужно было брать с собой, потому что не с кем оставить.
Бабурину пришлось принять условия и увеличить бюджет проекта в полтора раза, включив в стоимость проезд и питание музыканта и ребёнка. Полушкин заявил, что будет дублёром исполнителя роли мужа, если обстоятельства выйдут из-под контроля. Мур предупредил, что косу в этом случае придётся остричь, а Ева добавила: «Ты лучше с ребёнком погуляй!»
Отъезд наметили на субботу, так как прогноз обещал на эти дни роскошную солнечную погоду в Больших Котах, и если за уик-энд удастся отснять весь материал, то с начала следующей недели можно будет приступить к монтажу. Всё шло по плану, но, возвращаясь из конторы с видеокамерой, которую взял заранее, потому что в выходные фирма была закрыта, Бабурин неожиданно повстречал старого знакомца Драбатурина.
Альберт Драбатурин тоже был художником, то есть окончил художественное училище, где и познакомился с Бабуриным. Оказалось, что Алик буквально вчера продал квартиру, доставшуюся от бабушки, и жаждал быстрее отметить это событие самым весёлым образом, ибо на послезавтра у него были взяты билеты на самолёт в Санкт-Петербург, куда он собирался перекочевать насовсем. Бабурин с радостью предложил Драбатурину свою кандидатуру — так сказать, в «наперсники разврата», и друзья тотчас отправились в ресторан «Плакучая ива», который до революции, говорят, назывался «Облупа», потому что там посетителей оставляли без гроша.
Изрядно выпив, молодые люди пошли путешествовать по ночным клубам. Драбатурину «деньги жгли ляжку», как выразился Егор Прокудин, герой фильма «Калина красная», хотя основную часть вырученных за квартиру средств Альберт сообразил всё-таки оставить дома. А Бабурина не смущало, что приходится таскать с собой довольно увесистую видеокамеру. Он даже надеялся при случае снять что-нибудь интересное.
Первым делом друзья заглянули в ночной стриптиз-клуб «Титаник». Изрядно выпившим художникам стриптиз не понравился: как-то всё выглядело примитивно, без огонька. Они отправились искать заведующего, чтобы предложить свои услуги в создании творческого продукта. Начальником оказалась женщина средних лет, которая неожиданно приняла гостей с энтузиазмом и заявила, что сама недовольна тем, что происходит на сцене.
Оба творца тут же принялись изобретать, что бы такое создать на благо развития стриптиза. Фантазия у них работала хорошо, особенно в эйфорическом состоянии. Бабурин, поддерживаемый Драбатуриным, предложил поставить «Танец семи покрывал», которым Саломея когда-то ублажала царя Ирода, но только чтобы исполнительниц было несколько — массовый танец. При этом нужно было украсить тела танцовщиц в стиле боди-арт.
Тут между дизайнерами обнаружились некоторые разногласия. Бабурин предлагал работать по минимуму, акцентируя внимание на деталях. Он хотел раскрасить розовым цветом не только щёчки девушек, но и их попки, находя в этих частях тела некое подобие и внутреннюю связь. Драбатурин же предлагал расписать тела танцовщиц полностью, но чтобы преобладал изумрудно-зелёный цвет, как бы отсылавший зрителей к подводному миру русалок.
Спор перешёл в ругательную фазу с акцентом на личности. Бабурин назвал Драбатурина ретроградом, тот, в свою очередь, обозвал оппонента формалистом. Далее диалог развивался так. Один заявил:
—Ты престидижитатор!
— А ты, — отвечал другой, — перидромофилист!
Первый:
— Экуменист!
Второй:
— Плантатор!
— Гусь хрустальный!
— Кардашьян!
— Миколог!
— Таксидермист!
— Фарадей!
— Асмодей!
— Мальчик из Уржума!
— Павлик Морозов!
Бабурин, не выдержав напряжения, в сердцах попытался толкнуть Драбатурина, но промахнулся и упал, поцарапав щёку о стул. Заведующая поняла, что авангардной постановки стриптиза в клубе не будет, позвонила в отдел безопасности, и апологетов новых сценических форм выставили из заведения.
На улице, немного продышавшись, они поняли, что погорячились, снова подружились и пошли искать другое злачное место. Побывали они в «Мегаполисе», «Бензине», «Чердаке» и «Зажигалке». Везде, куда бы они ни заходили, случались конфликты и завихрения, вызванные буйными темпераментами и неуёмными характерами художников. Кончилось всё нехорошо.
Где-то — где именно, никто из них потом вспомнить не смог — их побили и, кажется, ограбили. Проснулись они в квартире Мура — в синяках, ссадинах, изодранной одежде и с некоторым чувством тревоги. Пытаясь восстановить утраченное здоровье, друзья заварили лапшу «Доширак» — единственную еду, найденную в доме, — и тут Бабурин вспомнил: сегодня должен состояться выезд съёмочной группы на Байкал!
Оглядевшись, он понял, что пропала видеокамера, которая стоила больших денег: вот оно, оказывается, откуда взялось чувство тревоги! Сказать, что Мур Петрович впал в депрессию, — значит, ничего не сказать. Свет померк в глазах, и даже промелькнули суицидальные мысли. Он поборол минутную слабость, доел лапшу и решил ехать на причал, чтобы объясниться с руководством, с нетерпением ожидающим съёмок с артистами, которым был обещан приличный гонорар. Потрёпанные «весельчаки» вышли из дома. Маясь с похмелья, Драбатурин поехал домой зализывать раны, а Бабурин с тяжёлым сердцем отправился на пристань.

До отхода «Метеора» в Большие Коты оставалось несколько минут. Тётенька-начальница с двумя сотрудниками, очень похожими на охранников, интересовалась у исполнителей, не знают ли они что-нибудь о Бабурине: он давно уже должен быть на причале, а на звонки не отвечает. Артисты недоумённо пожимали плечами, но Гоша Шутов уже предчувствовал недоброе.
За пять минут до отхода водного транспорта на пирсе появился Мур Петрович, продюсер, как он называл себя, представляясь незнакомым девушкам. На лбу — фиолетовая шишка, щека разодрана, глаза водянистые. Пока творческая группа удивлённо взирала на это «чудо» и на то, как изменившаяся в лице тётя и двое крупных мужчин отвели Бабурина в сторону и что-то ему говорили, посадка на корабль подходила к концу.
Судя по тому, как голос руководителя рекламного агентства набирал силу, тётя была недовольна. Отдельные слова, такие как «урод», «м...к», «скотина», и обрывки фраз, вроде «бесплатно будешь пахать…», «камера миллион стоит…», «объясняй сам…» и другие подобные, заставили артистов и примкнувшего к ним музыканта понять, что съёмки отменяются.
Георгий Шутов, слушая эти крики, вспомнил историю, которую рассказывал кинорежиссёр Сергей Соловьёв про композитора Исаака Шварца. Тот практически всю жизнь провёл в селе Сиверском под Ленинградом. Жил тихо, незаметно, писал замечательную музыку к фильмам и был изрядно удивлён, когда местные жители выбрали его главным по улице. Назначение льстило Исааку Иосифовичу до тех пор, пока по просьбе милиции он не вынужден был заняться конфликтом двух родственников: зять с тестем напились, повздорили, и зять откусил тестю язык. Это настолько потрясло Шварца, что он отказался от должности, заявив: «Да идут они все на х…!» Именно такими словами, подумал Шутов, хочется сейчас отправить подальше всех этих продюсеров, начальников агентств и их прихлебателей.
После разговора с рассерженной тётей Мур подошёл к команде актёров и промычал что-то о превратностях судьбы, невозможности решать многофакторные задачи и ещё какую-то ерунду про адептов сионизма, махнул рукой и ушёл. А тётя со своими заместителями по коммерческой деятельности погрузилась в джип с тонированными стёклами и отбыла в неизвестном направлении.
«Ну, что, вы поднимаетесь на борт или нет?» — крикнул матрос с судна на подводных крыльях, намекая, что через мгновение посадка закончится. На небе по-прежнему светило радостное солнце, в душе ещё жила надежда на встречу с Байкалом, и компания из несостоявшихся исполнителей рекламного ролика решила вместе с ребёнком двинуть на отдых в Большие Коты.
Они быстро взбежали по трапу, и метеор отошёл от причала. Разорвав связь с горе-продюсером, все почувствовали внутреннее облегчение, кроме, может, мальчика Бори, которому и так всегда было легко. Прибыв в Большие Коты (в прежние времена местные жители котами называли зайцев, а зайцы в этих местах были, вероятно, огромными), компания бодро вышла на тропу, змеящуюся по склонам прибрежных гор, и отправилась искать место для отдыха.
Может оттого, что воздух был насыщен озоном, а может, от энергии, источаемой здешними местами, но по тропе Шутов и Полушкин не пошли, а побежали. Ева тоже готова была рвануть за парнями, но Боря категорически отказался. Ему нравилось неторопливое движение и осмотр окрестностей и кузнечиков, со стрёкотом вылетающих из-под ног. Эти кузнечики отличались от тех, что он видел в городе. Те были маленькие и невзрачные, а эти большие и с разноцветными подкрыльями. Боря наскакивал на них, пытаясь угадать, какой цвет будет на этот раз. И вскрикивал: «Жёлтый! Голубой! Розовый!»
А Гоша и Серёга мчались вдоль берега, то и дело взлетая по склонам и с ускорением ухая на спусках — почти как на американских горках: вверх-вниз, вверх-вниз. Жизнь играла в их телах с необузданной силой. Встречая местных жителей, они на ходу кричали, вопрошая: в ту сторону ли они бегут, где находится знаменитый нудистский пляж? Люди недоумённо переглядывались и говорили, что им про это ничего неизвестно. Но бегуны их уже не слушали и летели дальше. В разгорячённом состоянии вопросы для них были важнее ответов.
Наконец они добежали до чудесного песчаного пляжа на краю соснового леса, подходящего почти к самому берегу, и предположили, что это и есть искомое место. Здесь решили разбить лагерь, но после забега очень хотелось искупаться в прохладной воде. Скинули с себя всю одежду и бросились в сверкающее на солнце озеро. С удовольствием поплавав, ребята выбрались на берег и в чём мать родила упали на тёплый песок. Появлявшиеся периодически туристы, видя загорелые тела байкальских «нудистов», в панике покидали пляж и скрывались в лесу.
Отдохнув и погревшись на солнышке, Шутов с Полушкиным оделись и отправились встречать Еву с сынишкой, из-за пытливости которого скорость их движения по тропе чуть превышала скорость улитки. У парней даже возникло беспокойство: куда ж они делись? Вдруг заблудились или ещё что? Тревоги оказались напрасны. Компания воссоединилась и замечательно провела время на берегу великого озера.
Загорали, как обычные отдыхающие, в плавках и купальниках, никого не пугали нудистскими замашками, вели себя чинно и благородно. Боря кувыркался в песке и умудрился съесть несколько горстей, вероятно от избытка чувств. Взрослые ничего не заметили, но, когда мальчику срочно захотелось в туалет, сопровождавшая его мама удивлённо сообщила, что вместо экскрементов из Бори вылетает песок. «Ничего, — решили мужчины, — пусть прочистится».
Вечером компания вернулась в город на «метеоре», засчитав путешествие в Большие Коты в безусловный плюс, хоть заработать и не удалось.